Четыре или пять дней я пробыл в Локарно и уже на третий день почувствовал одно из благ поездки, о котором прежде совсем и не думал. Я не получал почты! Все заботы, приносимые почтой, все притязания и все требования, предъявляемые моим глазам, моему сердцу, моему настроению, внезапно исчезли! Я знал, конечно, что это лишь роздых и что в следующем месте, где я пробуду дольше, всё-таки опять придётся попросить переслать мне всю эту дребедень, хотя бы письма. Но сегодня, сегодня и завтра, и послезавтра почты не будет, я человек, я дитя Божье, мои глаза и мысли, моё время и моё настроение принадлежат мне, мне одному, и моим друзьям. Ни редакций, напоминающих мне о себе, ни издателей, требующих корректур, ни собирателей автографов, ни молодых поэтов, ни гимназистов, просящих совета насчёт их сочинений, ни писем с угрозами и бранью от каких-то германских союзов фанатиков, ничего такого, ничего, кроме тишины, кроме покоя!
Боже мой, только прожив несколько дней без почты, понимаешь, какую кучу дряни, сколько неудобоваримой гадости проглатываешь ты всю жизнь изо дня в день. Это совершенно так же, как если некоторое время не читаешь газет (я поступаю так уже много лет) и потом со стыдом видишь, на какую чепуху тратишь каждый день утренние часы и какой дрянью — от передовицы до биржевого бюллетеня — портишь себе душу и сердце. И как приятно, когда отсутствие почты поддерживает меня во всём, о чём мне как раз хотелось думать, что хотелось забыть или представить себе!
Так вот, этим роздыхом я наслаждался, можно сказать, сознательно и осторожно, часто задаваясь мыслью, нельзя ли создать себе это состояние надолго, как-то ухитриться стать недостижимым, лишиться адреса и вновь обрести то счастье, которым бездумно наслаждается любая бедная птица в небе, любой бедный червяк в земле, любой ученик сапожника.
Герман Гессе
